|
последние статьи >>
полный список статей >>
статьи категории Театр >> |
Чувства, похожие на нежные цветы |
 Премьера черной комедии «Пять пудов любви» по пьесе Чехова «Чайка» в постановке Линаса Зайкаускаса прошла с нашей землячкой Ириной Алферовой в главной роли.
15.03.2009
Категория: Театр
|
Черная комедия «Пять пудов любви» по пьесе Чехова «Чайка» в постановке Линаса Зайкаускаса – часть международного проекта четырех театров Европы, в число которых входит «Старый дом». Возможно, со временем ее увидят зрители за рубежом, а новосибирцам премьера была представлена в пятницу, 13-го, в день рождения Ирины Алферовой. Очень символическое совпадение.
Любовь к орлам и куропаткам
Российские театральные деятели все чаще стали высказываться, что на Чехова нужно наложить мораторий. Ну в самом деле, сколько можно трясти пыль с уставших пьес? Стаи «Чаек» летают по городам и весям, от их крика звенит в ушах. В таких условиях реплика Нины Заречной «отдохнуть бы» приобретает совсем иной смысл.
Но коли режиссеры берутся за Чехова, значит, надо полагать, им есть что сказать. Причем сказать то, что до них никто не говорил. Присвоить тему личную, страстную, никем еще не высказанную, ошеломляющую в преломлении сегодняшнего дня. Иначе зачем стулья ломать?
Линас Зайкаускас изменил не только название «Чайки». Он предложил совершенно иной взгляд на русского национального писателя как на генетического мизантропа. Если Чехов, иронизируя, смеясь и подтрунивая над своими персонажами, все же любит их, то Зайкаускас их презирает. Как, впрочем, и актеров, что заметно невооруженным глазом. Львы, орлы и куропатки ему явно ближе по духу, чем люди, чье место в нужнике. Не только ругань и ссоры, но и любовные сцены происходят на фоне деревянной кабинки, чем снижается даже намек на возможную лирику, сопровождающую томление сердца.
Какое, к черту, томление? Все эти акварельные нюансы, все эти переливы настроения, все эти вторые планы, все эти полутени, вся эта полумгла остались в старых книжках, которые Тригорин, уезжая из поместья, небрежно отдает слугам на выброс. Чехов Зайкаускаса – весомый, грубый, зримый. Чехов – прямолинейный и бескомпромиссный.
Люди в этом спекаткле изначально ущербны, и даже любовь не облагораживает их. Совсем наоборот – любовь напрочь лишает особь неважно какого пола остатков обаяния, достоинства, адекватности, вытаскивает на поверхность все самое отталкивающее, проявляет животное начало и напрочь убивает человеческое. Рабская натура Медведенко доведена до карикатурности, ходит он исключительно на полусогнутых, Маша его избивает с особым цинизмом, а он, как собака, целует ей руки. Рожденный ползать летать не может, вот и ползают якобы чеховские персонажи на коленях друг перед другом – Медведенко перед Машей, Полина Андреевна перед Дорном, Костя Треплев перед Ниной Заречной, Нина перед Тригориным. Ладно бы ползали, а то ведь становятся полными психопатами. Любовь – это такой вирус бешенства, отчего существо мечется, лезет на стены, рычит. Звериное рычание постоянно изрыгает Маша, уже в начале спектакля теряющая последние проблески разума. Звериные повадки обнаруживаются у Нины, она неистово трясет гривой, и зрителям с первого ряда видно, как летят клочья шерсти с ее головы. Нет-нет да и проскользнет опасение, как бы Нина окончательно не повредила не только разум, но и парик.
В предыдущем стародомовском спектакле Линаса Зайкаускаса по Чехову, который так и называется, «Чувства» , эти самые чувства не проживаются, а изображаются через хитроумный пластический ребус. «Мы играм слова Чехова», – заявил режиссер. В «Пяти пудах любви» происходит дальнейшая буквализация Чехова. «Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила»? – кричит Нина на Костю, что и было наглядно продемонстрировано в начале спектакля. Вырываясь из объятий и убегая на сцену, Нина, как Золушка, роняла башмачок; схватив сокровище, Костя устраивал с ним целое представление: топал им по земле и следом эту землю нацеловывал. «Как все нервны!» – констатирует Дорн, но это он еще слабо выразился, а почему Маша ходит в черном, и спрашивать не надо: каждый ее жест, каждый шаг, каждый хрип, вырывающийся из ее истерзанной груди, вопиет: траур по загубленной жизни! Несчастна! Несчастна! «Груба жизнь» – изрекает Нина, об этом и спектакль.
С позитивной лексикой сложнее. «Хорошо было прежде, Костя! Помните? Какие чувства – чувства, похожие на нежные, изящные цветы», – внезапно впадает в сентиментальность Нина. А это она в бреду. Игра больного воображения. Померещилось.
Планета по имени Ирина
Мы намеренно не называем фамилии актеров, потому что это не их выбор. Они – жертвы режиссерской концепции. Их схватили за шкирку и бросили на боксерский ринг – бейтесь до последней капли крови! А как иначе, если «Пять пудов любви» не спектакль (это понятие устарело), а проект (это слово самое модное сейчас). Суть в том, что Линас Зайкаускас поставит в четырех театрах Европы «Пять пудов любви» в одних и тех же мизансценах и декорациях, не говоря уже о замысле, что позволит беспрестанно путешествовать, переставляя актеров как шахматные пешки, тасуя их как карты в колоде. «Мы можем смешивать составы и комбинировать их в нужных пропорциях», – подтвердила чуждые новой театральной политике опасения за судьбу искусства директор «Старого дома» Антонида Гореявчева в пресс-релизе. Вот он, театр будущего. Вот ты какой, цветочек аленький. Актерская индивидуальность, сыгранность, ансамблевость, творчество, сотворчество – все это пора отправить на свалку истории, а про дух театра забыть, потому что нет его у меня.
Впрочем, есть случаи, когда актерская индивидуальность очень даже важна, и по этой причине одну актерскую фамилию мы провозгласим. Понятно, чью. Участие Ирины Алферовой в спектакле «Пять пудов любви» – это забойная фишка «Старого дома», крючок и приманка, великий пиаровский ход. Гранд-дама сыграла всего три премьерных спектакля, а когда приедет еще, неизвестно – во время звездных дел ее будет замещать местная актриса Эльвира Главатских. Но слава пронеслась, колдовское озеро всколыхнулось, после нас хоть потоп.
Это уже четвертая Аркадина в творческой биографии Ирины Алферовой. Раньше она играла свою тезку-коллегу и в чеховской «Чайке», и в пародии на нее Акунина, и в оперетте Журбина. Нынешняя Аркадина получилась колоритна, но более чем традиционна, в пику окружающему ее паноптикуму: кокетливая, легкомысленная, неуравновешенная, и, конечно, самовлюбленная, как и полагается столичной актрисе с провинциальным акцентом. Вечная именинница празднует сплошной день рождения, поэтому она всегда в центре – темы, компании, внимания, поклонения. Вокруг нее вращается мир, и пусть этот мир скучен и ординарен – лишь бы вращался.
Пять пудов любви на своих слабеньких плечах влачат все, но не Аркадина. Все проблемы она отбрасывает прочь, как и главную – любовное сумасшествие сына. Ни к чему портить слезами такое прекрасное лицо. Ей всегда должно быть уютно и весело, душевный и телесный комфорт обеспечивает Тригорин – постоянный, так сказать, спутник жизни, несмотря на творческие побеги налево. Ирина Николавна тоже «ходит в черном» (правда, не «всегда») – в лосинах и тунике, велотренажер прилагается. Здесь никакой не траур по загубленной жизни, а потому что черное стройнит. Во время ее гимнастических экзерсисов пьяная Маша валяется на ступеньках костиного театрика и нечленораздельно страдает о загубленной жизни.
У Аркадиной чувства иного рода – они действительно похожи на нежные цветы, правда, чуть-чуть увядшие, как и сама Аркадина. Если прочие «любят» на грани нервного срыва, то у Аркадиной любовь всегда взаимна, потому что она любит только себя. Уходит она такой же «цыпочкой», какой и пришла. Реплики, завершающей пьесу, – «Константин Гаврилыч застрелился» – согласно замыслу режиссера, она не услышит. Вернее, никто этого не скажет – зачем? «Это огорчит маму».
Главное – не огорчаться.
Траур по загубленному Чехову
Зал тоже предпочитает не огорчаться. Даже когда игра актеров достигает столь чудовищного надрыва, что хочется вскочить и опустить занавес, наиболее интеллектуальные зрители, эти непредсказуемые индивиды, смеются, хихикают и шутливо комментируют происходящее. Наверное, это такая форма самосохранения, психологическая защита от литовского Чехова, который давит, как пять пудов лишнего груза. «Не кажется ли вам, что оперетта – это насилие над Антоном Павловичем?» – спрашивали Ирину Алферову после премьеры «Чайки» по Журбину в «Школе современной пьесы». Бросьте, какое насилие может оказать легкий жанр? А вот действо с уклоном якобы в Шекспира более похоже на насилие – и над Чеховым, и над актерами, и над зрителями.
Линас Зайкаускас, предваряя премьеру, заявлял: «Чехова надо ставить страстно, градус напряжения в его пьесах не слабее шекспировских». Согласны, особенно когда напряжение связано с местом действия. Если все страсти –под градусом ли, без – происходят на фоне концептуального сооружения, то решающее объяснение Нины и Тригорина – внутри. Это самая ударная сцена: Нина панически боится, что их услышат, и затаскивает возлюбленного в кабинку. Выскакивая, он счищает гадость с подошвы. Мило, да? Да не чистоплюи мы, дело не в этом. Совершенно не к месту вспоминается давняя-предавняя краснофакельская постановка Олега Рыбкина «Президентши». Там фекальная лексика была продиктована самой пьесой Шваба. Немыслимо, но эффект воздействия этого спектакля был прямо противоположным. Душа трепетала и дрожала от нежности, хотелось жить и делать эту жизнь хоть чуть-чуть, но прекраснее.
Не в этом ли высокое предназначение театра? Ой, оставьте, к чему этот пафос. Спектакль Линаса Зайкаускаса продуман до мелочей и мастерски выстроен, в нем множество остроумных находок, чего стоит одно только колдовское озеро, в которое скупердяйка Аркадина, пожертвовав слугам «рубль на троих», вдруг принимается горстями швырять монеты, и вслед за ней это повторяет вся честная компания. Кажется, такое торжество жизни, такой свет впереди, такая душевная открытость. С чего бы? Метафоры притянуты за уши, кроме, разумеется, главной, ради которой, такое впечатление, все и затевалось. Озера на сцене не видно, а деревянный нужничок – вот он, родимый. Теперь соседство «Старого дома» и общественной уборной не кажется столь удручающим.
Яна Колесинская |
| 15.03.2009
|
Все архивы статей за прошедшие периоды:17 апреля 2008 - 06 марта 2009, (25)
|
