|
последние статьи >>
полный список статей >>
статьи категории Театр >> |
Чехов и Рыбкин: про жизнь |
 Красноярский театр драмы имени Пушкина привез на VIII Международный рождественский фестиваль чеховскую «Чайку» в постановке Олега Рыбкина, оскорбившего ревнителей замшелого театра.
13.12.2009
Категория: Театр
|
Красноярский театр драмы имени Пушкина привез на VIII Международный рождественский фестиваль чеховскую «Чайку» главного режиссера Красноярского театра драмы имени Пушкина Олега Рыбкина, оскорбившего ревнителей замшелого театра.
 «Чайка», которую главный режиссер красноярского тетара драмы имени Пушкина Олег Рыбкин поставил год назад, уже успела облететь, помимо «Золотой маски», чуть ли не все фестивали России. Читаешь провинциальную прессу – и диву даешься, как, оказывается, требователен пишущий и как зашорен его взгляд. Рьяно защищают Чехова, усвоенного по школьной программе, – возмущаются развратностью персонажей, совокупляющихся где попало и с кем попало, всерьез воспринимают издевательство над глаянцем, душевую кабинку почему-то упорно именуют сортиром. Есть сведения, что ревнители нравственности демонстративно покидали зал посреди спектакля. Ну знают наши люди, на чем нужно ездить за хлебом и как следует трактовать Чехова. А Рыбкина этим самым хлебом не корми, дай поэпатировать добропорядочных граждан. Где совесть у человека?
Рыбкин, кстати, на встрече с доброжелателями в рамках фестиваля обмолвился, что читал ранее не издававшиеся письма Чехова, где писатель предстает не интеллигентиком в очечках, каким его привыкли считать, а злобным и желчным типом, которому не чужды всевозможные страсти, и не всегда возвышенные. Такой Чехов, наверное, и написал «Чайку», будучи беспощадным к своим персонажам. А ведь они – не самые ничтожные люди на земле. И мечты у них о высоком, о светлом… Сбычи мечт в этом спектакле не случается.
В Новосибирске красноярскую «Чайку» играли на той самой сцене, где Олег Рыбкин главрежствовал с 1997 по 2002 год. Это был яркий и громкий период в судьбе театра «Красный факел». Рыбкин оставил о себе память как о художнике, отметающем рутину и формирующем театральную культуру города. Помнят его «Время и комнату», перевернувшую устоявшиеся представления о театре, помнят «Жизнь победила смерть», проникнувшую в самые глубины Хармса, помнят «Роберто Зукко», который прошел всего три раза и был вычеркнут из репертуара после увольнения и отъезда режиссера. Помнят и «Трех сестер», сложивших мнение, что Рыбкину нет равных в постановке авангардистких пьес, а с классикой у него проблемы. И вот красноярская «Чайка».
 Олег Рыбкин – главный режиссер Красноярского театра драмы имени Пушкина. Там его признали, там его карьера складыается как нельзя лучше. Он делает, что хочет и что считает нужным. Спектакль «Чайка» по пьесе Антона Чехова поставил мастер, познавший цену успеха и неуспеха.
Новосибирские зрители пришли не просто на спектакль Рождественского фестиваля, а конкретно на Рыбкина. Смех раздавался в самые остроумные моменты действия, тишина стояла завороженная, женщинам понадобились носовые платки уже в первом действии. В зрительный зал пришли и краснофакельцы, которым в свое время посчастливилось играть в спектаклях этого режиссера. Многих из них так и называли – актеры Рыбкина. Теперь на сцене – красноярцы, которых всех без исключения можно назвать актерами Рыбкина. А самого Рыбкина – истинно чеховским режиссером. Каждый из исполнителей достоин отдельной статьи, особый поклон сценографу и композитору, и все же это режиссерский спектакль. Хочется размышлять о прочтении уставшей пьесы, о вдумчивом взгляде, о метафорическом мышлении, о творческой отваге…
В «Чайке» Олега Рыбкина автомобильные покрышки не ездят по дорогам. Букеты высохли и осыпались. Сцена залита водой, повсюду очень много воды, в резиновых сапогах ходят даже девушки, Нина играет спектакль в поливальной бочке, вода льется с нее ручьями, потом брызгается в Тригорина, орошая его подзасохшую душу. Но это всего лишь грязноватая дождевая вода. Книга, которую читает Аркадина, называется «На воде» – ну не случайно Чехов вручил ее в руки провинциальной звезды. Она вырывает из потрепанного томика страницы, сминает их и бросает, Нина судорожно хватает бумажки и прячет в ридюкюль. Больше схватить-то и нечего.
А озера в «Чайке» не будет. Живут у озера, говорят о нем, но озера так и не будет. Живой воды здесь нет. Это спектакль о суррогатной жизни и тоске по настоящему.
Вместо муз – плейбоевские горничные с заячьими ушами, обхаживающие Костю, вместо признания – неразрезанные страницы журнала, которые даже коллеги не удосужатся пролистать, вместо состоявшейся актрисы – издерганная травести, место которой в захолустном Ельце. Таков итог пути. В сцене судьбоносного разговора Тригорина и Нины (сцене, проработанной до мельчайших психологически деталей, до самых прозрачных полутонов и бликов) известный писатель реагирует на лепет деревенской простушки об упоении успехом самоиронией и раздражением, презрением и усталостью. Тригорин очень хорошо знает разницу между творчеством и потугами, вдохновением и ремесленничеством, талантом и посредственностью. Не только знает, а мучительно чувствует эту разницу.
До поры до времени он ищет способы, как подстегнуть воображение. Аркадина же подстегивает Тригорина розгами, коими служат сухие прутья, вовсе не для цветения предназначенные. Обычный секс давно не волнует стареющего писателя, а вот садо-мазо вполне. Он крайне возбуждается, когда изобретательная актриса связывает любовнику руки бинтами, которыми не сумела перевязать израненного сына. Теми же самыми бинтами Тригорин, едва оклемавшись от бурного секса с одной, связывает руки другой. Интрижка с Ниной на время окрылит его, но и это – взамен подлинного.
Потом он придет к тому, что лучше унять душевные бури, перестать рефлексировать – пора успокоиться. «Не помню» в ответ Шамраеву, который суется к нему с чучелом чайки, – в спектакле Олега Рыбкина это значит ничего не хочу помнить, дабы сохранить душевное равновесие. Открыто и прямо о нереализованной жизни говорит только Сорин: хотел, но не стал. Но его не воспринимают всерьез, не примеривают эти слова к себе. Его не слышат и не пытаются услышать. Для осознания правды нужно мужество, а для имитации жизни мужества не надо. Стоило Косте ясно понять это, как жизнь кончилась.
 В первом действии это комический персонаж – нелепый переросток, посягающий на новые формы. Ха-ха три раза. Нина ему под стать – два сапога пара (резиновых, разумеется). А во втором действии Костя очень важен, очень значителен, очень весом, у него глубокомысленный взгляд, дорогая сигара и щеголеватый костюм. Вокруг увиваются горничные, переодетые в плейбоевских зайчих – подрагивают пристегнутые ушки и накрашенные реснички. За определенную плату они служат службу: внимают каждому слову благодетеля и в буквальном смысле пылинки с него сдувают. Так Костя, написавший много стоящего, но ничего – настоящего, создал пародию на самое себя, на успех, о котором мечтал, на редактора гламурного журнала, где думают не о творчестве, а о деньгах. Туда ему дорога.
А тут еще Нина откуда ни возьмись. К Косте вваливается совершенно разбитое, сломленное, раздавленное всевозможныыми катаклизмами существо, да еще и в полубреду, Костя вынужден ставить ей градусник и согревать ее ноги в тазике с горячей водой. На экране, вдруг появляющемся на авансцене, высвечиваются лица кинозвезд – как символ обманувшей мечты. Велик контраст. Груба жизнь. «THE END». Костя сбрасывает со стола книги и стирает с него воду. По сути, это и есть выстрел.
 Великие чувства только у Маши, в спектале «Чайка» Олега Рыбкина она выписана, как античная героиня, она вся пропитана страданием, она буквально загибается от любви, как от аппендицита, она готова трахаться с кем попало, лишь бы что-то делать с этой неудовлетворяемой страстью. На эротические посягательства Медведенко она даже не реагирует, лишь иногда стряхивает его, как назойливую муху. В «Чайке» пульсируют две ипостаси: любовь и творчество, сливающиеся в одну (но пламенную) страсть. Все-таки не забывайте, что это богема: актрисы, литераторы, неуспокоенные личности, посягающие на актерство и литераторство… Даже слуги играют в костином спектакле, изображая глаза дьявола. А все машино творчество – это кокаин и алкоголь. «Нюхает табак» – написано в пьесе, но какой же это табак. Девушка по-своему творит. Вот и любовь у нее такая – садомазохзистская. Чувство тем безумнее, чем меньше надежды на взаимность или хотя бы толику внимания.
У Чехова про Машу все сказано, но почему-то до Рыбкина этого не прочитали. Сказано прямым текстом: ««Я не буду жить ни секунды, если он сделает что-нибудь с собой, я надругаюсь над своей жизнью, я испорчу ее». Маша готова к такому исходу уже тогда, когда надевает траур по загубленной жизни. С нее история в спектакле Чайка» начинается, ею и заканчивается – всадила нож по рукоятку, но не в сердце себе, а туда, где болело – в живот.
Любовь, дающаяся богом как высшее проявление жизни, здесь несет смерть. Сама жизнь несет смерть – жизнь лишается смысла, а человек лишает себя жизни. Либо успокоиться, смирившись с суррогатом – как Тригорин и Дорн. Обычно такие люди доживают до глубокой старости.
Кому красноярский спектакль «Чайка» кажется возмутительным, милости просим на «Три сестры» Малого театра. Театр малый, там все по канону. Актеры чуть ли не в два раза старше своих персонажей, но ведь спектакль-то давно ставился. И до сих пор играется в том же духе, будто в жизни ничего не изменилось. Такая дань традициям.
Яна Колесинская
Читать по теме:
Олег Рыбкин: «Я не подыгрываю зрителям»
Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко! |
| 13.12.2009
|
|
| to Boriska: Рыпкин каг фсигда, жжот, и ты жжош, кросаффчег! |
|
| ТО ЧТО СДЕЛАНО РЫБКИНЫМ В "КРАСНОМ ФАКЕЛЕ" ДОСТОЙНО ВОЙТИ В АННАЛЫ ДА И ВОШЛО УЖЕ А ВОТ ЧЕМ ЗАПОНЯТСЯ ТЕ КТО БЫЛ ПОСЛЕ НЕГО? ТОЛЬКО НИЧЕМ НЕПОДКРЕПЛЕНЫМИ АМБИЦИЯМИ. |
|
| Автор статьи, видать любит Рыбкина, а Рыбкин видать не сильно-то любит Новосибирск. |
|
| Многие действительно помнят Олега Рыбкина как первоклассного режисера выведшиго Новосибирск из спячки. Его сегодняшняя "Чайка" проокативна, но талантлива. |
|
| Дался вам этот Рыбкин. Обычный режиссер, только самомнение непомерное. |
|
| Спасибо за эту статью! Хоть кто-то понял Рыбкина! Новосиб, пади ниц! Урыдайся, Новосиб, что Рыбкин в Красноярске! |
|
