|
последние статьи >>
полный список статей >>
статьи категории Театр >> |
Арбенин проиграл дьяволу, но выиграл у кризиса |
 Новосибирский академический государственный театр «Красный факел» открыл юбилейный 90-й сезон лермонтовским «Маскарадом» – самым дорогим спектаклем за всю историю сибирской Мельпомены.
02.10.2009
Категория: Театр
|
Антикризисный проект «Красного факела» показал, что театру есть с чем войти в сотый десяток лет. В спектакле «Маскарад» соединились светская роскошь далекой эпохи и противостояние сегодняшним перипетиям. Зрелище еще и наполнено смыслом, неслучайно его жанр определен как шарада в трех частях.
Казалось бы, вполне логично было бы сегодня сделать «Маскарад» на коленке, не тратиться на костюмы и декорации, изобразить светское общество как сборище маргиналов, примостившихся на ступеньках игорного дома и проигрывающих последнее. Кстати, когда-то эту пьесу так и ставили, например в 2000-м Виктор Шамиров в театре Станиславского. Но в «Красном факеле» называют «Маскарад» антикризисным проектом. В нем соединились светская роскошь далекой эпохи и сегодняшнее стремление противостоять нелегким временам. Как бы тяжело ни приходилось еще и с переходом на автономию, руководство театра, объявив о постановке лермонтовской пьесы еще два года назад, изыскало средства и пригласило самую дорогую команду. Столичным мастерам – сценографу Олегу Головко, художнику по костюмам Ирине Долговой, художнику по свету Евгению Ганзбургу, хореографу Ирине Ляховской – неинтересны малобюджетные проекты. Краснофакельскому режиссеру Тимофею Кулябину, который немногим старше автора «Маскарада», – тоже. Они умеют показать настоящий Театр как самый эффектный вид зрелищного искусства.
Задолго до премьеры «Маскарада» было заявлено, что в цехах Санкт-Петербурга шьются полторы сотни костюмов и даже рабочие сцены будут выходить в ливреях. У дам не просто красивые, а фантазийные платья – позвякивающие украшениями туалеты Нины Арбениной, пышные шелка баронессы Штраль, черно-белые домино на балу. Безупречна шахматная графика декораций, где фигуры – это персонажи, передвигающиеся среди закругленных в шары фонарей, вращающихся столов, резных решеток, балконов, витражей, канделябров. С первых секунд в зале устанавливается завороженная тишина: иссиня-черный прямоугольник, разрезая сцену пополам и пряча лишнее пока пространство, открывает силуэт Арбенина, кости домино меняются местами, и в другой части площадки высвечиваются игроки, мечущие карты. Если в «Пиковой даме» по сцене скользили передвигаемые потусторонними силами горизонтальные платформы, то здесь они воплощаются в вертикальные занавесы, которые бесшумно сдвигаются и также бесшумно исчезают. Игорный дом и бальная зала – колдовская атмосфера и там, и там. Там – мужчины, покоренные картами, там – женщины, совращающие и совращенные. Маскарад: сегодня ты блистаешь, завтра тебя растопчут.
Главная шарада спектакля связана все же не с браслетом, а с Арбениным – кто он, посланник дьявола или его заложник? Возникает аллюзия на мольеровского «Тартюфа», где Игорь Белозеров сыграл вовсе не ханжу и не святошу. Там заглавный герой, по замыслу режиссера Андрея Прикотенко, – профессиональный дьявол, Воланд, явившийся к людям навести порядок. Здесь же Арбенин всего лишь человек, но человек, наделенный демоническим взглядом и недюжинной внутренней силой. Человек, вообразивший, что ему позволено управлять другими и сломавшийся на этом. Он – простой смертный, которого мучают старческие приступы, только не ревматизма, а ревности – и, обезумевший от боли, он терзает и себя, и Нину. Но вне стен своего дома, появляясь в обществе, он выпрямляет спину и становится светским львом, сочетающим в себе лоск и коварство.
С ним рискованно иметь дело. Этого пока не понимает князь Звездич, попавшийся на его пути, – увлекающийся повеса, обаятельный пошляк, этакий поручик Ржевский. Евгений Терских, на триста процентов совпавший с ролью (в «Красном факеле» это первая роль приглашенного из Риги артиста), еще и танцует свою устремленность к приключениям, к авантюре, увлекаясь подобно мальчишке. Такие люди очень нужны Арбенину. Нужны как игрушки. Как жертвы. Как доказательство своей мощи, власти над чужой душой.
Собственностью Арбенина стала и душа Нины. Что может объединять мужчину и женщину с такой огромной разницей в возрасте? О чем ему с ней говорить? Куда вести? А он и не собирается. Предоставляя свободу очаровательной супруге, разрешая ей развлекаться в светском обществе, он остается хозяином, в котором случайная потеря браслета разжигает страсть разоблачения. Если способность чувствовать даруется свыше, то Арбенину она дана дьяволом. Ибо в его чувствах нет света, они разрушительны – и для любимой, и для него самого. В нем – логика и безумие, трезвый расчет и неспособность делать адекватные оценки, внешнее спокойствие и лютая буря внутри, которой недолго осталось клокотать, но тем она и яростнее.
Нина – всего лишь маленькая девочка, с которой лучше бы играть в куклы, но она сама с каждым днем все больше становится игрушкой в чужих руках. В начале третьего акта дамы и господа, прежде чем встать парами, развлекаются зрелищем. Посреди сцены установлен барабан, на котором механическая танцовщица двигается под музыку – кружится, поднимает руки, но ломается и падает. Слуга быстро и безразлично уносит ее, как отработанную вещь. Арбенин стоит в это время один, на балконе, спиной к залу, холодный, отчужденный, одинокий. Кукла очень похожа на Нину, которая тоже сломается и умрет.
Есть жестокая поэзия в том, как Нина роняет ложечку, а Арбенин индифферентно подзывает слугу, чтобы ее поднять, и снова придвигает к жене вазочку с отравленным мороженым. И вдруг дуэтная сцена сменяется массовой, Нинино замешательство – обреченностью, тишина – балом, откуда-то появились пары и закружились в стремительном вихре хачатуряновского вальса. Злодеяние свершилось, теперь балы у Эндельгардта прекрасно обойдутся без Нины.
Евгения Туркова играет смерть натуралистично, как если бы отрабатывала этюд «Последние минуты в больнице». Наверное, Тимофею Кулябину понадобился этот смертельный номер затем, чтобы заострить демонизм Арбенина. Чем больше она корчится в муках, чем громче кричит, тем чудовищнее звучит его монолог о любви и чести, уже не имеющий отношения к умирающей женщине. Он упивается своим судилищем, он ослеплен обличением, он взял на себя право карать, но не способен миловать. Это спектакль не о любви, а о ее подмене, о том, как можно своими руками убить свое счастье.
В «Маскараде» интересна победа зла над злом же. Об этом Тимофей Кулябин заставлял задуматься и в «Пиковой даме», стремительное сумасшествие Германна и черное безумие Арбенина зарифмованы, как и противоположность – добродетель Лизы и Нины. Откровенно положительные женские образы выписаны менее выпукло, чем мужские, – может, потому, что порок ярче? И если говорить о пороке, то притягательна, как все яркое, загадочна, а потому многомерна баронесса Штраль у Елены Ждановой. Она картинно курит тонкую длинную сигарету, восседая на высоком стуле, и, казалось бы, никто не заставит ее потерять царственность, обнаружить внутреннюю несвободу, продиктованную условностями этикета. Никто не заставит, кроме Звездича, которому ничего не стоит сболтнуть лишнее про тайную связь с женщиной. Она чуть ли не падает в обморок, но овладевает собой и – легко, походя – подставляет Нину.
Самообладание покинет баронессу еще не раз. Но в финале она выпорхнет вместе со Звездичем и откроет Арбенину правду о потерянном браслете с легкомысленным непринужденным смешком, как настоящая стерва, у которой не бывает и быть не может личных проблем. Незадолго до этого Арбенин чуть не придушил ее, по своему обыкновению карая и обличая, а ей, чтобы отомстить за унижение, достаточно помахать в воздухе подметным письмом. Духовное падение Арбенина случилось, его жизнь проиграна, и логическое завершение всему – Неизвестный со своим приговором: «Ты убил свою жену». Арбенин и себя убил. Точку в собственной жизни он поставил сам.
В финале все обступают прозревшего Арбенина, сжимающего в объятиях труп жены, и цинично ему аплодируют. Оказывается, это был театр? Вот и Казарин у Евгения Лемешонка, не такой искусный игрок, как Арбенин, но куда более хитрый и расчетливый интриган, говорил ему, толкая в пропасть: «Мы актеры». Правда, не уточнил, что актер-то больше Арбенин, не подозревающий, что не он, как оказалось, управляет другими, а наоборот. Возможно, в «Маскараде» есть намек, правда, очень непрозрачный, на то, что Казарин и есть организатор всей этой шарады, всего этого спектакля. Но аплодисменты предназначены Арбенину, и в них слышится не только благодарность за доставленное удовольствие, за разгаданную шараду, а еще и издевка над проигравшим, который из единицы превратился в ноль.
И снова пойдет снег, заметая следы прошлого с его загубленными судьбами и растоптанными душами. И маскарад снова закружит в вальсе беспечные пары. И будут новые шарады, разгадать которые стоит затем, чтобы понять: самое ценное в жизни – это сама жизнь.
Яна Колесинская |
| 02.10.2009
|
|
