«Язык падонкафф» (он же — «албанский» или «олбанский» язык), просуществовавший в Рунете более 10 лет, ушел в прошлое — такой вывод позволил сделать анализ читательских комментариев на сайте НГС.НОВОСТИ. Спад интереса был зафиксирован около года назад, в течение года «падонковские каменты» стали приходить все реже, и, наконец, сейчас можно увидеть лишь несколько повторяющихся клише, написанных целиком на «олбанском». Об уходе «языка падонков» со сцены говорят и московские СМИ. Новосибирские лингвисты попытались взглянуть на феномен рождения и смерти «олбанского» с научной точки зрения.
Как отмечают модераторы НГС.НОВОСТИ, комментарии, написанные целиком на «олбанском» языке, практически исчезли. Единичные примеры связаны с употреблением ограниченного числа слов, содержащих экспрессивную оценку: «фтопку» или «аффтар жжот». Впрочем, свободное место обычно долго не бывает пустым, и на смену «олбанскому» начинает, хоть и не так активно, приходить язык «Упячки» — запредельно абсурдный симбиоз боевых покемонов и церковнославянского (примеры: «жывотне», «жрачне», «крабе», т.е. Путин, «шмеле», т.е. Медведев, «Онотоле», т.е. известный в сети интеллектуал Анатолий Вассерман, а также «воен» и «пыщь!!!адын!» и т.д.).
На данный момент «упячные» комментарии составляют 2–3 % от модерируемых и, как правило, отсеиваются.
Преподаватель НГУ, доктор филологических наук Ольга Алешина попыталась объяснить успех «языка падонкафф» и причины его заката. «Я бы разделила пользователей этого «языка» на две категории: людей грамотных, сознательно участвующих в языковой игре с целью эпатажа, и людей малограмотных, использующих олбанский для коммуникативной мимикрии, — комментирует филолог. — Естественно, возможности и цели у представителей этих двух групп разные, но их объединяет легкость выражения на «олбанском» по сравнению с литературной формой речи».
Анализируя письмо «сознательных падонков», госпожа Алешина говорит о причинах его привлекательности: «На мой взгляд, этот язык не богат стилистическими приемами, и деструкция нормы внесла образность только в некоторые пародийные тексты, но все же привлекающий и комический эффекты здесь имеются. Игры с графикой, орфографией, пунктуацией, нарочитое нарушение действующих орфографических и пунктуационных правил всегда производят эффект. Правда, многие интересные экспериментальные антинормализаторские литературные течения (например, дадаизм), построенные на таком творческом отрицании норм, оказывались нежизнеспособными и исчезали задолго до физической смерти их основателей».
По словам филолога, антинормализаторство очень нравится людям творческим, у которых активно работает правое полушарие, отвечающее за образное мышление, но плохо — левое, обслуживающее логическое мышление.
«Написание любого слова — это многократно воспроизводимая сложнейшая комбинация нейролингвистических и моторных усилий, — продолжает Ольга Алешина. — При написании даже одной буквы задействованы полностью языковое сознание и моторика. И многократное неправильное написание, даже если автор только играет со словами, производит разрушающий это самое языковое сознание эффект. Есть такая тяжелая разновидность умственного расстройства, как аграфия. При аграфии либо утрачивается способность соединять буквы в слова, либо больной при письме выпускает или переставляет отдельные буквы. Так вот, грубо говоря, олбанский язык — коллективная аграфия, умственное расстройство, создающее угрозу вашему левому полушарию, но активизирующее правое, если вы используете олбанизмы сознательно.
При этом избыточное употребление может привести к разрушению собственного логического мышления в пользу весьма примитивных образных фантазий».
Впрочем, творческие пользователи «олбанского» языка пострадали от него гораздо меньше, нежели их малограмотные последователи. Закат жизнеспособного «олбанского» наречия случился из-за того, что он им просто наскучил, подобно тому как может наскучить устаревший анекдот.
Намного хуже дела обстоят с малограмотными людьми, составляющими подавляющее большинство носителей «олбанского» языка и использующих его сознательно далеко не всегда. Их язык остался тем самым «бобруйским диалектом», символом провинциальной дремучести и необразованности, над которым издевались «падонки». «Ситуация с интернет-олбанизмами второй группы косвенно свидетельствует об отсутствии уважения в современном российском обществе к собственному слову и, как следствие, об утраченной цивилизованности, — считает госпожа Алешина. — Русская орфография, как и пунктуация, очень сложная. Овладение ею требует от учащихся времени, сосредоточенности, собранности и незаурядности. Должны быть чувство языка, языковой вкус, хорошая память. Но главное — внутренняя мотивация: я пишу хорошо, правильно, потому что это красиво.
Во многих культурах с богатой книжно-письменной традицией практикуется искусство каллиграфии. Фактически правильное и красивое письмо — не только объект эстетического любования, это одна из форм работы человека над собой, одна из очень доступных практик самосовершенствования, самодисциплины и самоуважения. В России эта традиция утеряна».
Сообщает НГС |
